Сезон 1993 года в нашей стране часто незаслуженно обходят вниманием, так как он занимает промежуточное положение между чемпионатом 1992 года, когда в России впервые начались трансляции Формулы 1, и печально знаменитым сезоном-1994. Но в действительности это был очень интересный, необычный и во многом поучительный год.
В 1993 году, после нескольких лет относительной стабильности, практически все команды обновили состав. К первому этапу сохранили свои места по сравнению с предыдущим сезоном лишь семеро: Айртон Сенна (McLaren), Михаэль Шумахер (Benetton), Жан Алези (Ferrari), Джонни Херберт (Lotus), Андреа де Чезарис (Tyrrell), Агури Сузуки (Footwork) и Кристиан Фиттипальди (Minardi). Герхард Бергер перешёл в Ferrari, на его место в McLaren пригласили чемпиона IndyCar 1991 года Майкла Андретти, сына Марио, чемпиона Формулы 1 1978 года.
Сменился напарник и у Михаэля Шумахера в Benetton – теперь им был действующий вице-чемпион Риккардо Патрезе. А в Williams приняли неожиданное решение, посадив в пару к трёхкратному чемпиону мира Алену Просту возрастного (ему было уже 32) и при этом не слишком опытного (в 1992-м он провёл лишь часть сезона в Brabham и всего два раза смог пройти квалификацию) Дэймона Хилла. Таким образом, сразу в двух сильнейших командах чемпионата напарниками трёхкратных чемпионов мира стали новички, реальный уровень которых было очень трудно оценить.
Но если с McLaren в этом плане всё понятно – идея пригласить в команду Андретти-младшего у них возникла давно, ещё в 1991 году, – то выбор Williams многих удивил. Конечно, после неожиданного ухода Найджела Мэнселла из чемпионата и перехода Патрезе в Benetton Фрэнк Уильямс оказался в непростом положении, но всё же команда, столь невероятным образом доминировавшая в сезоне 1992 года, имела возможность выбирать.
Кандидатов на место рядом с Простом, разумеется, хватало. В конце 1992 года главным из них был Мика Хаккинен, демонстрировавший очень неплохую скорость за рулём Lotus. Переговоры с его менеджером, Кеке Росбергом, продвинулись достаточно далеко, финн уже считал, что контракт у него в кармане, но… Неожиданно Фрэнк Уильямс, сам же эти переговоры и инициировавший, потерял интерес к Мике. А вскоре было объявлено о подписании контракта с Хиллом – разумеется, не за его не слишком выразительные выступления за Brabham, а потому, что британец уже второй год работал тест-пилотом Williams и хорошо знал машину.
Что же произошло, почему Фрэнк отказался от Хаккинена? Однозначного ответа на этот вопрос нет, но по наиболее правдоподобной версии причиной произошедшего был человек, которого звали Питер Коллинз. Коллинз возглавлял команду Lotus и был очень недоволен тем, что Хаккиненом интересуются другие команды (помимо Williams, это были McLaren и Ligier). Он считал, что именно Lotus вырастила Мику как пилота, и надеялся сохранить его в команде. Однако методы Питер выбрал очень странные…
Для начала Коллинз начал распускать в паддоке слухи, что Хаккинен неважный пилот и не заслуживает такого внимания. Иронии ситуации добавляло то, что в начале года сам Коллинз согласился оставить Хаккинена в Lotus бесплатно, когда тот потерял поддержку Marlboro. Кроме того, Коллинз утверждал, будто у команды есть действующий контракт с Микой, хотя это было не вполне правдой – стороны заключили лишь соглашение о намерениях.
Рассказы Коллинза сами по себе не могли остановить Фрэнка Уильямса, казалось, сделка уже неизбежна, но в середине ноября в Williams допустили ошибку. Команда опоздала с подачей заявки на участие в чемпионате 1993 года – последний срок истекал 15 ноября, в воскресенье, а в Williams отправили её только 16 ноября, в понедельник. Казалось бы, мелочь, но по регламенту теперь допустить чемпионскую команду на старт в FISA могли только с согласия всех остальных команд!
Коллинз понял, что у него появился отличный шанс навязать Фрэнку свою волю. Условием его согласия был отказ от претензий на Мику. Теоретически у Уильямса был шанс избежать шантажа, доказав в суде своё право участвовать в чемпионате (в соответствии с Европейской конвенцией об исчислении сроков, если последний день выпадает на выходной, то переносится на первый рабочий день), но это было рискованно, и в Williams предпочли договориться. От претензий на Хаккинена команда отказалась.
Разумеется, это не остановило Росберга – скорее наоборот, теперь он ещё больше хотел добиться для своего подопечного нового контракта. Из оставшихся вариантов более интересным казался Ligier, так как в McLaren на тот момент не могли дать гарантию, что Мика сможет выйти на старт – они ждали решения Сенны. Айртон же ещё по ходу 1992-го заявил, что готов был выступать в команде только при одном условии – если она сможет заполучить двигатели Renault V10, как и Williams.
В конечном счёте, всё крутилось вокруг этих моторов – лучших в Формуле 1. Та же Ligier интересовала Росберга и Хаккинена, прежде всего, потому, что тоже использовала моторы Renault V10, так что выступления в ней могли стать трамплином всё в тот же Williams в будущем. Однако стороны не нашли понимания в вопросе о сроках контракта. Ситуация вокруг талантливого финна складывалась тревожная – все эти переговоры заняли много времени, и он рисковал остаться без места в 1993 году.
Уже во второй половине декабря, за пару дней до рождества, на горнолыжном курорте в Куршавеле Росберг встретился с Роном Деннисом и договорился с ним о месте тест-пилота для Хаккинена. Коллинз пытался помешать и тут, дошло до разбирательств в FIA, но Совет по контрактам подтвердил, что соглашение между Lotus и Хаккиненом не носит обязательный характер.
Хотя Росберг и договорился о сделке с Деннисом, сам он от неё был совсем не в восторге. Контракт тест-пилота – совсем не то, на что он рассчитывал для своего подопечного. «Целый год тестов! – говорил он Мике. – Если ты останешься тест-пилотом на весь год, это безнадёжно испортит твою репутацию! Это конец твоей карьеры, ты больше не гонщик, а тест-пилот – да, это конец!» Однако сам Хаккинен был настроен куда более оптимистично, надеясь, что такая сильная и успешная команда, как McLaren, не оставит его без места.
Сенна всё ещё не отказался от мысли стать пилотом Williams и тянул с подтверждением своего участия в чемпионате вплоть до первого Гран При сезона в ЮАР, и всё это время Мика продолжал надеяться, что превратится в основного пилота команды. Он приехал в Кьялами и рассчитывал выйти на старт, но в последний момент Айртон всё же решил вернуться и продолжить выступления в McLaren.
«Я даже прилетел в Кьялами, в ЮАР, на первую гонку сезона, с ощущением, что смогу выйти на старт – и это вполне могло произойти, – рассказывал Хаккинен позже. – До заездов оставалось три или четыре дня, и я думал "Я буду участвовать в гонке". То из одного места, то из другого я получал сообщения о том, что Сенна не приедет. Я был готов выступать. Но затем, перед самым Гран При, вдруг – бах! – и Айртон вернулся. Это был очень сильный удар. Я так сильно ждал эту гонку и в итоге не мог в ней участвовать. Что было делать? Смириться и сказать себе: "Итак, теперь я тест-пилот". Однако большую часть времени в Кьялами после этого я ходил в тёмных очках, чтобы люди не увидели мои глаза и не узнали, насколько сильно я разочарован».
