Вы никогда не догадаетесь, какому жанру принадлежало мое самое первое сочинение, посвященное автогонкам.
Много лет назад, когда я больше тяготел к рок-н-роллу и еще даже не собирался писать о Формуле 1, я мог себе позволить иметь определенные пристрастия и вовсю болел за гонщика по имени Михаэль, по фамилии Шумахер. К тому моменту, как он перешел в Ferrari, мое глубокое чувство к нему уже было проверено временем: я запал на этого выдающегося потомка тевтонцев еще в 1992-м, когда он гонял на симпатичном желто-зеленом Benetton с рекламой сигарет Camel во все заднее крыло. В 1995-м я уже почитывал Autosport и прочие серьезные издания, кое в чем разбирался, и тоже, вместе со всей Формулой 1 ахнул, когда Шуми устремился в Ferrari: ясно дело, он польстился на FIATовские миллионы, других объяснений быть не могло. Идти в те времена в Скудерию и всерьез рассчитывать через год-другой стать чемпионом мира, мог либо безумец, либо абсолютно уверенный в себе гений. Понятное дело, в случае с Михаэлем первое исключалось автоматически, а вот второе еще предстояло доказать, несмотря на то, что два титула подряд, завоеванные в Benetton, тоже дорогого стоили.
Что из себя представляла машина Ferrari образца 1996 года? Слово тогдашнему напарнику Шумахера харизматичному ирландцу Эдди Ирвайну, который в том далеком году вытащил свой счастливый билет: его пригласили в легендарную команду, хотя нельзя сказать, что Эдди отличался какими-то выдающимися талантами. Вот как он вспоминал потом о Ferrari 310: «В 1996 году мы были по уши в дерьме. Помню, когда я увидел эту машину, я сказал себе: “Подозрительно, что она совсем не похожа на другие машины”. Вскоре выяснилось, что все остальные были правы, и только мы ошибались. Из всех машин, которые мне доводилось водить на гоночных трассах, хуже нее была только Jaguar R2. Это было безумие...
Я никогда не смогу понять, как Михаэль на ней ездил. Я был просто поражен. Лично я просто боялся крутить руль, потому что вообще нельзя было угадать, сразу она повернет или нет? Повернет ли она через полсекунды, или через секунду?.. Но Михаэль выиграл тогда три гонки, и это я считаю одним из величайших достижений в истории автоспорта. Четыре раза он завоевал поул-позиции, и его результаты в том году вызывали подлинное восхищение...» Конец цитаты.
Одна из тех четырех поул-позиций, вторая по счету, была добыта Михаэлем в Монако. И моим самым первым сочинением, посвященным автогонкам, стал факс, который я отправил в штаб-квартиру Скудерии в Маранелло 18 мая 1996 года. Насколько помнится, там я излил какие-то свои щенячьи восторги по поводу этого успеха и поздравлял Шумахера и всю команду... Типа, Forza Ferrari!
А на следующий день Михаэль сначала проиграл старт Дэймону Хиллу, а потом на первом же круге расколотил подвеску своей Ferrari об отбойник в повороте Portier...
И вот что интересно: тогда жутко разочарованный и расстроенный Шумахер доплелся до паддока, на полчаса заперся в моторхоуме Ferrari, в одиночку предаваясь невеселым мыслям и анализируя случившееся, а потом вышел к прессе и взял на себя всю вину за допущенную ошибку.
И пресса тогда его пожалела, поняла, и донесла эти ощущения и эмоции до своих читателей. В общем, та ошибка чемпиона вызвала у всех искреннее сочувствие: переживали все, возможно, даже те, кто болел за других гонщиков и другие команды. Кстати, это был вообще не его день: Шумахер тогда еще жил в Монако, и после гонки, оседлав свой Ducati Monster, отправился домой, однако далеко не уехал: буквально через несколько сотен метров двигатель на мотоцикле отказал...
Шли годы, Шумахер выигрывал один титул за другим, сметая всех и вся на своем пути, превратился в идола, в культового персонажа, и отношение к нему постепенно изменилось. Почему? Что за подвижки произошли в массовом сознании, и был ли в том виноват только сам Михаэль, подчас позволявший себе неспортивные выходки? Разумеется, глобальная армия его болельщиков росла и множилась, но... меня там уже не было. В 1997-м году я начал писать о Формуле 1, и Шумахер сам помог мне избавиться от фанатских комплексов, когда в Хересе попытался выбить с трассы Жака Вильнёва...
В 2004-м году я сотрудничал с одной уважаемой спортивной газетой и смотрел Гран При Монако в ее редакции. Когда Михаэль в туннеле сцепился с Монтойей и разбил свою Ferrari, журналисты зааплодировали! Они были просто счастливы, что чемпион промахнулся, что у него проблемы – никто даже не пытался скрыть злорадства. Потом одно не менее уважаемое британское издание пошутило примерно в таком ключе: во всем Монако был только один человек, который не обрадовался аварии Шумахера – это сам Шумахер.
Классический объединяющий принцип «О, спорт! Ты – мир!» в последние годы как-то вообще потерял актуальность, когда речь заходит о Гран При Монако. Возможно, мегагламурная тусовка, которая собирается в Монте-Карло во время гоночного уик-энда, исторгает в окружающее пространство какие-то отрицательно заряженные флюиды, – ведь среди знаменитостей хороших людей вообще катастрофически мало. Может быть, эти флюиды поражают всех вокруг, включая иных гонщиков, толкая их на неблаговидные поступки, и многочисленную прессу, которая освещает этот удивительный, ни на что не похожий Гран При? Ну ладно, устроил Шумахер всем гадость в 2006-м году, перегородив дорогу своей машиной под конец квалификации, ну что ж теперь поделать? Так ведь любимый журнал F1 Racing едва ли не полномера посвятил этому происшествию, последовательно доказывая, какой Михаэль редиска, не жалея эмоций, красноречия, качественной мелованной бумаги и типографской краски. Но не надо думать, что так британская пресса относится только к семикратному чемпиону: нет, своих она тоже не жалеет. Вспомните, что было в прошлом году, когда Льюису Хэмилтону из соображений безопасности, командной тактики и просто здравого смысла не разрешили атаковать своего тогдашнего напарника Фернандо Алонсо: журналисты многих изданий подняли настоящий вой, доказывая, что молодого гонщика предали, лишили победы, – в общем, всему генералитету McLaren досталось по первое число. Напрасно Рон Деннис пытался оправдываться, доказывая очевидное, что команде важнее привезти победный дубль, чем идти на ничем не оправданный риск, ибо Монако таких вещей не прощает – куда там, его никто не собирался слушать...
Итак, Формула 1 опять докатилась до Монте-Карло, но неспокойно в автогоночном королевстве: тут тебе и скандал с Мосли, и безвременная кончина Super Aguri, и отсутствие согласия между командами по ряду вопросов, связанных с грядущими изменениями технического регламента. Гонка обещает быть нервной, поскольку барометр в тех средиземноморских краях упал, ниже некуда, и над Монако тучи ходят хмуро. Будет мокро, будут аварии, будут правые и виноватые и, разумеется, будут обиженные. Но почему-то хочется, чтобы все возможные неприятности Формула 1 перенесла с минимальными потерями, и чтобы флюиды злорадства на этот раз были еще в зародыше обезврежены какими-нибудь светлыми чувствами. Впрочем, будем реалистами: светлые чувства с трудом вписываются в сценарий сериала, имя которому чемпионат мира.
И если кто-то опять, как Кими Райкконен в прошлом году, как многие-многие гонщики до него, включая обоих Шумахеров, Алонсо и даже Сенну, вдруг потеряет концентрацию и на миг ослабит хватку, легендарная трасса тут же напомнит о себе переломанными рычагами подвески и оторванными антикрыльями. И тогда пресса, интоксицированная зловредными флюидами, опять возопит, подобно шакалу Табаки из мультика про Маугли: Акела промахнулся, Акела промахнулся!..
Какие-то мы стали недобрые... Или время нынче такое?
