Гэри Хартстейн, профессор анестезиологии и медицины чрезвычайных ситуаций университетского госпиталя в Льеже, больше известен поклонникам Формулы 1, как медицинский делегат FIA, сменивший в 2005-м Сида Уоткинса. В прошлом году он был вынужден оставить работу в Формуле 1. В интервью британскому журналисту Бену Суини он поделился воспоминаниями о профессоре Уоткинсе, а также рассказал о своей работе и том, как изменился уровень безопасности в Формуле 1...
Вопрос: Что вы думаете о сегодняшнем уровне безопасности в Формуле 1?
Гэри Хартстейн: Формула 1 стала чрезвычайно безопасной, но в каждой гонке участвует 24 пилота, а это не так много по сравнению с другими видами спорта. Однако, если учитывать высокие скорости, чемпионат действительно стал более безопасным.
Довольно давно не было серьезных травм, тяжелые или фатальные аварии – это скорее исключение из правил. Я не говорю, что мы полностью исключили неприятности, но спорт в целом - гонщик и те решения, которые используются для защиты кокпита, машина, трассы, зоны торможения, барьеры безопасности – уровень заметно вырос. Нам удалось разработать потрясающую систему контроля за скоростью и энергией возможных ударов, а в автоспорте вы всегда хотите сократить риски в этой области.
Вопрос: Вы сказали, что кокпит довольно безопасен, но в этом году мы увидели, насколько близко пролетела машина Романа Грожана к голове Фернандо Алонсо. Как вы относитесь к идее закрытых кокпитов?
Гэри Хартстейн: Нужно найти способ минимизировать возможность отрыва машин от трассы. Именно в этом суть проблемы: если мы найдем способ это предотвратить, а я считаю, что инженеры Института FIA скоро найдут этому физическое и механическое объяснение, то мы сможем избежать подобных аварий.
Одной из моих задач было быстрое извлечение гонщика из кокпита, чем меньше у меня будет с этим проблем, тем больше мне понравится идея закрытых кокпитов. Закрытая колпаком машина скрывает потенциальные проблемы. Есть много решений, способных предотвратить полет машины, ими занимаются толковые специалисты с помощью тех, кто отвечает за эвакуацию гонщика, и я считаю, что мы найдем выход из ситуации.
Тем не менее, ни один инженер не сможет полностью предотвратить потенциальные риски, всегда существует опасность, о которой вы даже не задумывались. Мы не можем предвидеть ситуацию попадания какой-нибудь кометы в какого-нибудь гонщика, проезжающего круг в Монце, но можем найти способ избежать потенциальных травм от взлетевшей в воздух машины – это последняя сложная проблема. Как только она будет решена, многое встанет на свои места.
Вопрос: У меня есть несколько вопросов из Twitter. Например, какая жалоба пилота по ходу уик-энда показалась вам наиболее странной?
Гэри Хартстейн: Возможно, Сиду Уоткинсу было бы проще ответить на ваш вопрос, ведь когда он начинал практику, было мнение, что автоспорт опасен, а секс – нет. Сид лечил странные вещи. Современные парни спокойны, обычно это семейные люди, они много тренируются и всегда в хорошей форме, они серьезно относятся к делу.
И всё же, в моей практике были необычные жалобы. Однажды ко мне подошел гонщик, я не буду называть его имя, он пожаловался на выпадение волос и поинтересовался, какие фармацевтические средства могут помочь. Это самая странная жалоба, с которой ко мне обращались.
После одной из гонок я столкнулся с неожиданной и из-за этого непривычной травмой: пилот жаловался на боль ниже поясницы. Я отвел его в моторхоум FIA, чтобы осмотреть – оказалось, у парня был серьезный ожог, с которым он провел половину гонки. Вы же знаете, насколько болезненны ожоги! Я поразился, что он смог пилотировать в таком состоянии. Выяснилось, что возникли проблемы с охлаждением одного из «черных ящиков», расположенных непосредственно под его сиденьем – в результате пилот получил серьезный ожог. Я просто не мог поверить в стойкость этого гонщика, ведь он провел сложную гонку. Я позаботился о нем, и к следующему Гран При с ним всё было в порядке.
Вопрос: Еще один вопрос из Twitter. Если бы у вас было много денег на модернизацию медицинской машины, как бы вы ими распорядились?
Гэри Хартстейн: Я постарался бы найти оригинальную дорожную машину McLaren. Почему? Там три места, а значит, я могу находиться в ней с гонщиком и местным врачом – это отлично подходит.
Если бы я мог усовершенствовать существующую машину, то поставил бы самый мощный двигатель, самые эффективные тормоза и двойные поперечные рычаги подвески для всех колес, а также коробку передач с двойным сцеплением. Кроме того, постарался убедить Mercedes и AMG, что в сухую погоду мы должны ездить на сликах, а на мокрой трассе – на дождевой или промежуточной резине. Я бы действительно многое сделал.
Хорошая машина – важное средство в нашем деле. Достаточно пары сотен лошадиных сил, эффективных тормозов и коробки с двойным сцеплением – тогда мы приблизимся к пределам мечты.
Вопрос: Последний вопрос из Twitter: у вас есть какие-либо суеверия, выполняете ли вы перед сессией какие-нибудь ритуалы?
Гэри Хартстейн: Когда я замечу за собой ритуальное поведение, после пары гонок я постараюсь его изменить, чтобы понять, действительно ли оно на что-то влияет. Например, я надевал перчатки сначала на правую руку, а затем на левую. Теперь буду одевать сначала левую, а затем правую перчатку. Я склонен к суевериям, но не потому, что хочу привлечь какое-то событие или избежать его, а потому что стараюсь соблюдать определённый порядок. Это скорее обсессивно-компульсивное расстройство, а не ритуал! У меня нет никаких ритуалов!
Как я сказал, есть вещи, которые мы всегда делаем одинаково, но не потому, что это поможет избежать проблем. Обычно за пять минут до начала сессии мы проезжаем по пит-лейн на свое место, и в это время на пит-уолл всегда оказывается менеджер Williams Дики Стэнфорд. Он всегда поворачивается, машет нам рукой и говорит: «Привет, парни». Если по той или иной причине Дики занят или с кем-то разговаривает, или же мы его не видим, то припарковавшись на своем месте, мы с Аланом переглядываемся и говорим: «Должно произойти что-то неприятное». Это скорее шутка. Я не думаю, что Дики понимает, что важен для нас. Хотя, знаете, кто-нибудь из нас обязательно предложит вернуться на пит-лейн и поприветствовать Дики, так что иногда мы посмеиваемся друг над другом.
Вопрос: Вы с Аланом ван дер Мерде много времени проводите в машине, чем вы занимаетесь?
Гэри Хартстейн: Время летит быстро. Обычно полчаса в начале первой тренировки я сижу с закрытыми глазами – это что-то вроде традиции. Что-то есть в том моменте, когда в конце пит-лейн зажигается зеленый сигнал светофора, и машины выезжают на трассу – это самое действенное снотворное, которое только можно себе представить! По ходу европейских этапов после первой тренировки Формулы 1 на трассу выезжают машины GP2 – им я уделяю много внимания: эти парни в любой момент могут устроить аварию, нужно постоянно быть наготове и сохранять концентрацию.
Мы много разговариваем, шутим, комментируем происходящее вокруг, смотрим на экран в машине. Иногда я приношу с собой работу и погружаюсь в чтение. Наблюдая за гонкой и обмениваясь шутками с Аланом.
Вопрос: Около 15 лет вы ездили в медицинской машине позади Сида Уоткинса. После стольких лет, как бы вы его охарактеризовали?
Гэри Хартстейн: Безусловно, Сид был одним из самых замечательных людей из тех, кого я когда-либо встречал. Первое, что бросается в глаза – его харизма, он мог легко привлечь к себе внимание. Кроме того, я не знаю никого, кто бы рассказывал столь интересные истории и был бы столь интересным человеком. Когда я впервые его встретил, окружающая его легенда только начала формироваться. Мы были довольно хорошими друзьями, но мне кажется, настоящая сущность этого человека раскрылась после Имолы 1994 года, когда он заложил основу и сформировал работу, которая продолжается до сих пор. Он просто собрал всё воедино.
У него было невероятное чувство юмора. Сид умел решать проблемы, он всегда точно понимал, как надо поступить, чтобы чего-то добиться: надо ли запугивать, угрожать, или льстить, хотя не часто к этому прибегал. Ему было свойственно невероятное упрямство в хорошем смысле – он неустанно преследовал свою цель. Удивительный человек! Просто часы проведенные с Сидом в медицинской машине – это самые лучшие воспоминания о нем.
Вопрос: Сид был в очень хороших отношениях с Айртоном Сенной. У вас сложились такие же теплые отношения с кем-то из гонщиков?
Гэри Хартстейн: Нет. Скорее, нет. У меня неплохие отношения со многими пилотами, а отношения Сида с Айртоном, как мне кажется, не могли сложиться иначе. Сейчас многое изменилось, а люди уровня Айртона встречаются крайне редко.
Сенна был невероятно духовно развитым человеком, много работавшим над собой. Сейчас гонщики невероятно сконцентрированы на своей задаче, а я не хотел занимать их время или отвлекать от работы. Я приезжал на трассу, чтобы делать свое дело, и думал, что если у них нет особых просьб ко мне, то я не должен вмешиваться в их дела. Я всегда действовал именно так.
Ко многим гонщикам я испытывал отцовские чувства и очень переживал за них, но не выстраивал близких отношений. Они гораздо моложе, у нас не так много общего, и хотя я уважаю их работу, она доставляет мне удовольствие, я не могу сказать, что у меня сложились доверительные отношения с ними. И все же их реакция на новость о том, что в новом сезоне я не буду с ними работать, меня удивила.
Вопрос: Что, по вашему мнению, оказалось самым важным в повышении уровня безопасности за время вашей работы?
Гэри Хартстейн: Возможно, я вас расстрою, но мой ответ будет состоять из двух частей. Пока повышение безопасности в автоспорте не слишком зависело от технических решений на машинах или замены защитных покрышек на барьеры TechPro, от асфальтирования гравийных ловушек. Мне кажется, важнейшим шагом стало использование научного подхода в решении этой проблемы. Выдвигаются гипотезы, которые проходят испытания, а на основе полученной информации, в зависимости от результатов инженерных тестов, решение воплощается в жизнь или от него отказываются. Только так новинка появляется в регламенте.
Нам известны три примера, которые спасали жизнь в авариях за последние 10 или 15 лет: это новый шлем – он совершенно точно спас жизнь Фелипе Массы в Венгрии; система HANS, благодаря которой гонщики могут избежать травм шеи и головы при многих фронтальных и боковых ударах; наконец, опора для головы, которая фиксируется на машине. Она стала безопасной, поскольку, во-первых, расположена выше, чем на машинах, которые использовались до Имолы 1994, и во-вторых, ее характеристики прочности тщательно изучены – она защищает гонщика в случае боковых ударов или ударов сзади. Это лишь пример использования элементов, которые прошли тесты: мы получили данные до того, как эти меры безопасности стали обязательными. Они появились не на основе эмпирических предположений, а стали результатом научных исследований.
Тот же путь используется в создании барьеров из покрышек – они создаются не наугад. У нас есть данные, что нужно установить пять или шесть рядов шин в повороте, где скорость достигает такой-то величины. Их надо установить, скрепить по горизонтали и вертикали - есть целый ряд критериев создания барьеров безопасности. Кроме того, появились барьеры TechPro. Всё это было протестировано, у нас есть данные тестов, и этим мы обязаны работе Сида и экспертной группы. В 1994-м Макс Мосли сказал Сиду: «Вы собрали экспертную группу и делаете то, что должно быть сделано». Им поступали предложения от людей со всего мира, но они ответили, что собираются действовать с позиций инженеров и ученых: протестировать разные гипотезы, и те, что сработают, будут реализованы на практике, остальное - нет.
Вопрос: Оглядываясь назад, вы довольны достижениями за 20-летнюю карьеру?
Гэри Хартстейн: Если подумать о том, что сделали инженеры с помощью врачей во главе с Сидом – мы серьезно продвинулись в повышении безопасности, но сокращение числа серьезных аварий связано и с инженерным аспектом. Врачи, медсестры и вспомогательный персонал присутствует на трассе на случай, если что-то пойдет не так. К нам обращаются только в том случае, когда защитные меры не помогли. В такой момент можно рассчитывать только на высококачественное медицинское обслуживание, и его развитие не стоит на месте.
Я не могу сказать, что полностью удовлетворен своей работой. Мы сталкивались с многочисленными препятствиями и проблемами, но решали их. Это медленная и изнурительная работа. Сиду потребовалось несколько десятков лет – с 1978-го до 2012-го – чтобы добиться выполнения этой работы. Я не могу сказать, что доволен своими достижениями, но не так уж и расстроен.
Вопрос: Вы говорили, что некоторые трассы лучше других с точки зрения подготовки персонала, обеспечивающего безопасность. Как вы относитесь к созданию постоянной группы, например, из 50 человек, которые находились бы по всему периметру?
Гэри Хартстейн: Создав команду из пяти или десяти человек, с которыми можно тренироваться и ездить на все гонки, вы получите группу людей, понимающих друг друга без слов: каждый знает, чем занимаются коллеги, и это работает без сбоев. Поскольку мы ездим по всему миру, мы можем очень эффективно работать в случае аварии на трассе, но проблемы начнутся тогда, когда придется отправлять пострадавшего в больницу – в любом случае мы потеряем контроль за его состоянием. Мы передадим пациента хирургам, которые будут иметь дело с людьми, давшими понять, что не особо доверяют им на трассе, но просят заняться последствиями аварии. Кроме того, мы не смогли бы получить лицензии во всех странах, а значит, вели бы практику в стране, где у нас нет на это права. Крайне сложная ситуация.
Когда Сид занялся этим вопросом, было принято решение: по очевидным дипломатическим, политическим и юридическим вопросам, касающимся медицины, вся система была выстроена с минимальным присутствием FIA и наличием сертифицированной команды местных врачей, имеющих право работать с конкретным характером травм. В результате, сейчас у нас достаточно людей и оборудования.
Вопрос: Вы сказали, что крайне важно как можно быстрее доставить пострадавшего в госпиталь. Вы - высококвалифицированный врач, почему вы выбрали Формулу 1 вместо работы в больнице?
Гэри Хартстейн: Интересный вопрос. Я - профессор анестезиологии в льежском Университетском госпитале и, вернувшись после гонки в воскресенье вечером или в понедельник, во вторник я отправляюсь на работу. Именно за работу в больнице я получаю деньги, а Формула 1 – это скорее хобби, пусть и весьма требовательное.
Нельзя сохранить профессиональный авторитет, практикуя в Формуле 1. Здесь очень мало аварий, сидя в медицинской машине, невозможно поддерживать мастерство на прежнем уровне или повысить его, поэтому я работаю в операционной и в службе экстренной медицинской помощи в госпитале всю неделю – так я остаюсь в форме.
Вопрос: Должно быть, пациент испытывает шок, когда входит в кабинет с переломом руки или ноги и видит, что лечением займетесь именно вы!
Гэри Хартстейн: Иногда такое случается. Бывает, что пациенты спрашивают меня: «А вы не тот человек, который работает в Формуле 1?», ведь в местных газетах время от времени появляются статьи про врача, который совмещает практику в больнице Льежа с Формулой 1. Всё это не влияет на моё отношение к ним или на лечение.
Вопрос: Поговорим на другую тему. Какой совет вы считаете самым полезным и почему?
Гэри Хартстейн: Хороший вопрос. Возможно, я не всегда следовал этому совету, но всё чаще думаю, что самый полезный совет заключался в том, что попав на политически враждебную территорию, надо выбирать сражения, в которых стоит участвовать.
Нельзя ввязываться в любую борьбу, нужен грамотный выбор. Сид поступил совершенно правильно, внушив мне это, и мне кажется, Берни отлично воплощает эту идею: он выбирает борьбу, в которой хочет участвовать, и в которой может победить, поэтому у него высокие шансы на успех, а в остальных случаях старается минимизировать потери. Именно это я стараюсь реализовать на практике, особенно теперь!
Вопрос: Последнее время много обсуждается решение Михаэля Шумахера трёхлетней давности о возвращении в Формулу 1. Считаете ли вы его верным?
Гэри Хартстейн: Я искренне обрадовался возвращению Михаэля. Я не столько спортивный врач, сколько анестезиолог и травматолог. Мне казалось, что Михаэль мог потерять время реакции, остроту зрения и так далее, но я думал, что он компенсирует это разумным подходом. Я считал, что он действительно сможет навязать борьбу Нико, ведь, прежде всего, надо опередить напарника.
Опыт оказался интересным. Я разговаривал со многими опытными спортивными врачами – они говорили, что невозможно выступать в Формуле 1 в сорокалетнем возрасте. Только не в 2012-м.
На самом деле, мне сказали это ещё в Малайзии'10. Я помню, как в разговоре упомянул, что рад за Михаэля, ведь это действительно здорово, но они посоветовали мне забыть о надежде на его успех. Так и получилось, но я рад, что он вернулся. Думаю, этот опыт пригодился Михаэлю. У него были сложные времена, но он принес много хорошего болельщикам и спорту. Это было здорово! Жаль, что Шумахер не смог добиться более высоких результатов, но, полагаю, Михаэль понимает, что всё так, как есть.
Вопрос: Если бы вы были руководителем команды, кого из гонщиков вы бы пригласили и почему?
Гэри Хартстейн: Хороший вопрос. Я бы пригласил Себастьяна Феттеля и Фернандо Алонсо, я знаю, насколько они трудолюбивы, сконцентрированы и талантливы. Это блестящие гонщики. Если у вас пара столь гениальных пилотов, вы будете выигрывать чемпионат год за годом. Это не значит, что я не люблю Дженсона Баттона, Марка Уэббера, Льюиса Хэмилтона – мне действительно нравятся многие гонщики, но на месте руководителя команды я бы выбрал Себастьяна и Фернандо.
Вопрос: Если бы у вас была возможность что-то изменить за 20-летнюю карьеру в Формуле 1, что бы вы сделали?
Гэри Хартстейн: Я бы сделал сиденье в медицинской машине помягче, а спинку – пониже. За 22 года я получил бы несколько недель большего комфорта.
Честно говоря, не думаю, что многое бы изменил. В конце концов, всё сложилось неплохо, я доволен большей частью своей работы и ни о чём не жалею. Позади многолетняя карьера в Формуле 1, она была интересной и многому меня научила, я встретил огромное количество хороших людей, у меня появились друзья по всему миру. Я ездил по всем трассам на отличной машине и познакомился с великолепными гонщиками, я доволен тем, как всё прошло.
Вопрос: Значит, единственное, что вы бы изменили за 20 лет – поставили бы кресло в машину!
Гэри Хартстейн: Да! Когда на первом сиденье ездил Сид, AMG установила коробку для сигар и небольшую фляжку для виски. В сущности, я редко курю и практически не использую сигары, но кресло с коробкой для них в машине – приятный аксессуар. Возможно, я бы вернул только две этих вещи!
